Strona główna/[RU] Бальшавіцкі тэрpор

[RU] Бальшавіцкі тэрpор

БОЛЬШЕВИСТСКИЙ ТЕРРОР И ПРОЦЕСС НАЦИОНАЛЬНО-ГОСУДАРСТВЕННОГО СТРОИТЕЛЬСТВА БЕЛАРУСИ
Валентина Метлицкая (Гомель, Беларусь)

Все народы бывшей Российской Империи, стремившиеся получить независимость после ее распада в начале ХХ века, заплатили за своё стремление высокую цену. Белорусы не являются исключением. Учитывая, однако, сравнительную малочисленность белорусов, незавершенность процесса их национальной консолидации и слабость национального движения, эта цена оказалась близкой к фатальной.

Тема сталинских репрессий сохраняет особый драматизм в современной Беларуси, что связано с ее фактическим замалчиванием.

Если память о Второй мировой войне и нацистских преступлениях является культовой в официальном пропагандистском дискурсе, то преступления коммунистического режима отодвигаются глубоко в тень.

Причина заключается в том, что незрелое белорусское государство пока не определилось с собственной идеологией. В общественное сознание внедряются достаточно маргинальные составляющие. С одной стороны, восстанавливаются запрещенные в советское время блоки национальной истории, связанные, например, с эпохой Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, а с другой, современная белорусская власть открыто позиционирует себя приемником советского наследия. Проявлением последнего является то, что советская история героизируется и мифологизируется, а компрометирующие ее страницы – насильственная индустриализация и коллективизации, массовые репрессии, цена экономических и военных успехов просто замалчивается.

Во всяком случае, ни в школах, ни в высших учебных заведениях проблема репрессий, их причины, цели и последствия не изучаются. Фактически отсутствует мемориализация жертв большевистского террора. На государственном уровне виновные не названы и осуждению (наказание уже невозможно) не преданы. Не приветствуется также научное исследование проблемы: Беларусь, пожалуй, единственная из постсоветских стран, где нет диссертационных исследований по теме, а круг тех, кто занимаются ею сегодня, очень невелик.

Между тем, как считают все, кто всерьез соприкоснулся с темой, история советской Беларуси – это, прежде всего, история репрессий и террора.

Репрессирована была сама идея национального возрождения и государственного самоопределения белорусов уже на этапе ее зарождения.

В марте 1918 года, в условиях определенной Брестским мирным договором временной немецкой оккупации западной части бывшей Российской империи в Минске была провозглашена Белорусская Народная Республика. Однако это государственное образование не было признано ни Германским блоком, ни Антантой, ни Советской Россией. РСФСР была настроена особо категорично, ибо не признавала существования белорусской нации и видела в создании БНР угрозу собственных территориальных потерь.

Правда, возрождение Польского государства и советско-польская война 1919–1920 гг. подвели большевиков к планам создания некого государственного барьера на границах с “панской Польшей”. Советское правительство согласилось с настоятельными предложениями пробольшевистского крыла белорусского движения создать советский вариант республики. 1 января 1919 г. в Смоленске была провозглашена Советская Социалистическая Республика Беларусь (ССРБ) в границах 5 губерний бывшего имперского Северо-Западного края с населением более 12 млн. человек. Границы ССРБ практически совпадали с этнической территорией белорусов.

Однако, насколько принципиальным и искренним было согласие Советской России, показали последующие политические манипуляции.

Уже через месяц после провозглашения ССРБ, 1–3 февраля 1919 г., ВЦИК (высший орган законодательной большевистской власти) РСФСР без консультаций с правительством новообразованной ССРБ объявил о передаче в состав Советской России Витебской, Могилевской и Смоленской губерний, а также о “слиянии” Литовской и Белорусской республик в единую Литовско-Белорусскую советскую республику.

После оставления польским войском Минска в июле 1920 г. Белорусская Советская республика была восстановлена, а ее территория окончательно оформилась в результате подписания Рижского мира и равнялась шести уездам Минской губернии с населением около 1,5 млн. человек. При этом белорусская делегация к переговорам в Риге допущена не была, а попытки протестов со стороны небольшевистских сил были решительно подавлены: накануне подписания Рижского мирного договора в Минске были арестованы 860 членов Партии белорусских социалистов-революционеров, а их лидеры заключены в московские тюрьмы.

В таком виде БССР оказалась включенной в процесс советских модернизаций 1920-х годов. Подступы к программе индустриализации показали, что БССР не имеет ресурсов для ее реализации из-за недостаточного территориального, промышленного и трудового потенциала. Государственное и партийно-коммунистическое руководство республики настойчиво ставило вопрос о возвращении в границы БССР территорий, переданных Российской Федерации в 1919 г.

В контексте относительной советской либерализации 1920-х годов, получившей название “новой экономической политики” (НЭП) московское большевистское руководство пошло на уступки национальным республикам. Первой такой уступкой для БССР было как раз “укрупнение” ее территории, которое осуществлялось в два этапа: в 1924 г. в состав республики были возвращены 15 уездов Витебской, Гомельской и Смоленской губерний, а в 1926 – Речицкий и Гомельский уезды. В результате территория БССР увеличилась до 125,8 тыс. кв. км., а население – 5 млн. человек, существенно вырос промышленный потенциал.

Второй важнейшей уступкой, которая была сделана одновременно с «укрупнением» территории, явилась так называемая «политика белорусизации», смысл которой состоял в придании государственного статуса белорусской культуре и языку, а также в увеличении доли белорусов на руководящих должностях в БССР.

Аналогичные программы осуществлялись во всех союзных республиках СССР при поддержке центральных органов власти. В 1923 г. XII съезд РКП(б) объявил выдвижение кадров из коренного населения в республиках официальным курсом партии в национальном вопросе. Эту установку активно поддерживали руководители Украинской, Белорусской и других советских республик, их интеллигенция.

Учитывая прямой запрет национального языка в общественной сфере и школе, а также игнорирование культуры нерусских народов в имперский период, политика белорусизации за довольно короткий период дала ощутимые результаты.

Конституция БССР 1927 г. признала государственность четырех языков: белорусского, русского, польского и идеша, но зафиксировала приоритетный статус языка титульной нации в государственной и общественной сферах. Активизировалось развитие белорускоязычной печати, открытие школ, специальных и высших учебных заведений, на белорусский язык переводилось делопроизводство государственных, партийных, военных учреждений, общественных организаций. В результате количество владевших белорусским языком среди работников республиканских учреждений выросло с 22% в 1925 г. до 80% в 1927 г.

До 1928 г. на обучение на белорусский язык были переведены 80% школ.

Важнейшим шагом в национальном строительстве было создание высшей школы, ибо в имперский период на белорусской этнической территории не существовало университетов, а открытый в 1840-е годы Горы-Горецкий земледельческий институт был ликвидирован за поддержку его студентами январского (styczniowego) восстания 1863 г. В 1921 г. в Минске открылся Белорусский государственный университет, а в 1922 г. – Сельскохозяйственная академия в Горках. Тогда же стараниями научной интеллигенции был создан Институт белорусской культуры – первое исследовательское учреждение академического типа, которое в 1929 г. реорганизовалось в Белорусскую академию наук.

Была допущена также некоторая либерализация в политической сфере. Так, в 1923 г. правительство БССР объявило амнистию участникам антибольшевистского крыла национального движения, при условии, что они не сражались против советов с оружием в руках. Это создало предпосылку для возвращения в Беларусь многих политических и культурных деятелей, оказавшихся за границей после ликвидации БНР. Десятки человек возвратились из Чехословакии, а также из Второй Речи Посполитой. Среди них были известные и влиятельные в белорусском движении деятели, как, например, историк и культуролог Вацлав Ластовский, публицист и политик Александр Цвикевич, литератор, председатель белорусского посольского клуба в польском сейме в 1922–1924 годах Бронислав Тарашкевич, другие.

Большинство тех, кто вернулся, заняли видные должности в исследовательских и культурных учреждениях, были допущены к преподаванию Белгосуниверситете.

В целом, при всей противоречивости и непоследовательности политики белорусизации, ее достаточно короткий период оказался наиболее плодотворным для национально-культурного развития Беларуси за всю ее историю.

Остаются не до конца понятными внутренние мотивы высшего коммунистического руководства, допустившего и во многом способствовавшего укреплению национальной основы советских республик. Возможно, успехи национального строительства показали, что процесс выходит из-под контроля и становится опасным для централизаторских планов Москвы. Так или иначе, но вскоре «националисты» стали едва ли не первыми жертвами сталинского тоталитаризма.

Перспективы укрепления национальной идентичности в рамках явно не суверенной модели советской государственности были практически уничтожены репрессивными процессами, которые продолжались непрерывно, но в отдельные периоды превращались в особо разрушительные волны:

Первой волной явилась коллективизация 1928–33 гг. и сопровождавшее ее «раскулачивание». Эта волна была направлена против основы белорусской нации – крестьянства. На начало ХХ ст. Беларусь сохраняла многие признаки аграрно-традиционного общества и подавляющее большинство белорусов (более 90%) были связаны с сельским образом жизни. Именно крестьянство являлось носителем аутентичного белорусского языка и традиционной культуры.

На середину 1920-х гг. 25% крестьянских хозяйств размещались на хуторах, что дало основание для вывода специальной комиссии ЦК ВКП(б), что в БССР «кулацкое наступление приняло национальные формы». В результате массового создания колхозов в 1929–1933 гг. традиционная для белорусов семейно-хуторская система хозяйствования была разрушена, а наиболее успешная и трудоспособная часть сельского населения, объявленная «кулаками», подверглась экспроприации и выселению в Казахстан, Сибирь, северные районы РСФСР. Наиболее активные элементы, оказавшие сопротивление террору, были физически уничтожены.

По оценочным данным в Беларуси в 1920–1940-е годы (с учетом уже присоединенной Западной Беларуси) было «раскулачено» не менее 350 тыс. хозяйств. Если учесть, что крестьянская семья составляла в среднем 7–10 человек, то цифра пострадавших от коллективизации может увеличиться до 3,5 млн.

Для устрашения крестьянской массы и предотвращения сопротивления в 1933 г. НКВД было сфабриковано дело о контрреволюционной «Партии освобождения крестьян». На территории только одного Пуховичского района было арестовано 110 крестьян, из которых 101 приговорен к расстрелу.

Уничтожая крестьянство, расправлялись также с теми, кто в большей или меньшей степени выражал его интересы в руководстве БССР. В 1930 г. была арестована и отправлена в концлагеря группа руководящих аграриев во главе с народным комиссаром (министром) земледелия Дмитрием Прищеповым. Нарком отстаивал фермерскую модель как альтернативу колхозам и совхозам: «Беларусь в развитии сельского хозяйства должна идти по пути Дании и должна стать Данией на Востоке Европы». Борьба с «прищеповщиной» коснулась множества низовых руководителей аграрной системы.

Беларусь не знала масштабов украинского голодомора, в силу того, что не являлась зерновой зоной. Но и здесь с голодом столкнулось население 12 районов, в первую очередь полесских. Официальное число жертв насчитывается всего десятками и приводится только по двум районам, но следует думать, что реальные цифры значительно выше. Кроме того, южные и восточные районы Беларуси столкнулись с проблемой украинских беженцев от голодомора.

Элементом политики индустриализации и коллективизации было закрытие храмов всех конфессий и массовое изъятие церковных, ценностей. Вместе с ограблением и ликвидацией храмов начинаются аресты священников, руководителей и активистов религиозных общин.

Вторая репрессивная волна хронологически почти совпала с первой – обрушилась на Беларусь в 1930–1933 годы. Она унесла из общества значительную часть интеллигенции и политической элиты.

Самые трагические последствие имела кампания разгрома «национал-демократов». Под этим названием имелись в виду участники национального движения и программы белоруссизации 1920-х годов.

В марте 1930 г. по сфабрикованному делу «Союза освобождения Беларуси» были арестованы 108 деятелей науки и культуры, в том числе 5 академиков. За «антисоветскую контрреволюционную деятельность» 90 из них были осуждены на концлагеря и высылку из Беларуси. В 1937–1941 гг. большинство из них были переосуждены и расстреляны. В ходе рассмотрения дела «Союза освобождения» покончил с собой первый президент Академии наук Беларуси Всеволод Игнатовский.

Признаком «национал-демократизма» считалось не только приверженность к национальной идее, а и обычное использование белорусского языка. Арестам подвергались его носители и пропагандисты, особенно учителя. По современным подсчетам из 12 тыс. педагогов за 10 лет (1929–1939 гг.) был репрессирован каждый третий – около 4 тыс. (пропорционально это в три раза больше, чем общий уровень репрессий для населения БССР в целом). Именно вследствие репрессивной практики белорусский язык стал признаком нелояльности и был окончательно скомпрометирован в городской среде. Таким образом, был уничтожен один из важнейших атрибутов нации.

По данным белорусского исследователя Л. Морякова, из примерно 550 литераторов, печатавшихся в Беларуси в 1920–1930-е годы, большевики репрессировали не менее 450 (82%), а с учетом, вынужденных покинуть родину – 500 литераторов, т.е. 91%.

Первого августа 1937 года на костре во дворе внутренней тюрьмы НКВД в Минске чекисты сожгли несколько десятков тысяч рукописей. Сгорели произведения, которые не прошли цензуру или были написаны «в стол» – для нас, потомков. Было уничтожено почти все творческое наследие белорусских литераторов «первого призыва».

Только за одну ночь с 28 на 29 октября 1937 года, были расстреляны 22 белорусских и еврейских литератора. Среди них: Анатоль Вольный, Платон Головач, Алесь Дударь, Михаил Зарецкий, Язеп Кореневский, Валерий Моряков, Михаил Чарот, Макар Шалай, Павел Шестаков, Хацкель Дунец, Моисей Кульбак, Соломон Левин, Зяма Пивоваров, Изя Харик, Арон Юдельсон.

Уничтожение интеллигенции имело катастрофические последствия для формирования национальной элиты. В последующие периоды советской эпохи интеллигенция БССР воспитывалась в духе космополитизма, а на высшие партийные и государственные должности вплоть до смерти И. Сталина назначались исключительно выходцы из России или других советских республик.

Новым ударом по интеллигенции стало сфабрикованное в 1933 г. обширное дело «контрреволюционной повстанческой и шпионско-диверсионной организации» под названием «Белорусский национальный центр». Эта нелегальная структура якобы финансировалась и направлялась 2-й (разведывательным) отделом Генштаба Войска Польского через польское посольство в Москве и генеральное консульство в Минске для создания крупных провокаций и подготовки антисоветского восстания в приграничной зоне. Было объявлено, что БНЦ создали литератор Игнат Дворчанин, бывшие послы сейма Польши Пётр Мятла, Сымон Рак-Михайловский и др. белорусские реэмигранты, прибывшие в БССР в апреле 1930 и сентябре 1932 гг. Был арестован 281 чел., 25 из них расстреляны, остальные отправлены в концлагеря и ссылку.

Третья волна репрессий прошла с октября 1936 до ноября 1938 гг. и стала самой масштабной среди всех злодеяний большевистского режима. Леонид Моряков назвал ее «кровавым тоннелем смерти». По подсчетам историка Владимира Адамушко, за 2 года репрессиям в БССР подверглись свыше 86 тыс. чел., или 118 чел. ежедневно. Из них только по официальным (т.е. неполным) данным, были казнены примерно 28,5 тыс. или 33 %.

За неполный год – с августа 1937 г. по ноябрь 1938 г. только минской тюрьме НКВД было расстреляно около 6 тыс. чел. от 18 до 80 лет. Среди казненных в эти годы оказалось множество деятелей культуры и науки: основатели белорусского театра Владислав Голубок и Флориан Жданович, композитор, создатель Белорусского народного хора Владимир Теравский, кинематографисты Николай Стрешнев, Леонид Эпельбаум, Язеп Бахар, ученые-языковеды Бронислав Тарашкевич и Степан Некрашевич, литературовед Михаил Пиотухович, профессор-археолог Александр Лявданский.

По национальности жители Беларуси, репрессированные в период 1929–1939 годов, распределялись следующим образом:

белорусы – 64%;
поляки – 23%;
евреи – 5,2%;
русские – 3,5%;
латыши – 1,6%;
украинцы – 1,2%;
литовцы – 0,6%;
немцы – 0,5%;

Четвертая волна репрессий прокатилась с сентября 1939 по июнь 1941 гг. и имела особенностью то, что основную массу арестованных уже не казнили, а ссылали (часто, без следствия и суда) либо в концлагеря ГУЛАГа, либо на поселение в удаленные районы Севера, Сибири, Казахстана, Дальнего Востока.

Основной удар на этот раз большевики нанесли по Западной Беларуси, «освобожденной» от «белопольского фашистского террора». Были депортированы в отдаленные районы СССР свыше 122 тыс. чел., не менее 22 тыс. оказались в тюрьмах, многие были преданы смерти.

Пятая волна произошла в военные 1941–1942 гг. Парадоксально, но она пришлась на оккупированную нацистами территорию Беларуси. Советские диверсионные группы уничтожили участников партизанского и подпольного движения, созданного стихийно, часто местными советскими деятелями, но без прямой санкции и контроля Москвы. Среди методов расправы практиковались провокации и выдача гестапо. Так было провалено минское подполье.

Шестая волна произошла в 1944–1952 годы. Она поглотила не менее 10 тыс. человек, арестованных по обвинению в коллаборационизме, включая, в том числе, вспомогательную полицию, служащих низовых оккупационных администраций, учителей, священников, др. В эту волну попали также бывшие военнопленные, оказавшиеся в немецких лагерях, гражданские жители, угнанные на принудительные работы в Германию, т.п.

Вопрос о точных цифрах людских потерь Беларуси вследствие репрессий остается открытым. Официально называется число 600 тыс., репрессированных в 1917–1953 годах, но по подсчетам исследователя проблемы И. Кузнецова, реальное число достигает 1 млн. 400 тыс.

Смертные приговоры, вынесенные внесудебными органами, приводились в исполнение в тюрьмах, главной из которых была Минская «американка».

Но наибольшее число казней производилось в специально отведенных местах неподалеку от городов. Одно из таких мест получило широкую известность – это урочище Куропаты, расположенное в нескольких километрах от довоенного Минска.

Трупы убитых в Куропатах сбрасывали в заранее выкопанные глубокие ямы, сверху засыпали песком. Оценки общего числа закопанных здесь жертв сильно расходятся. Минимальная цифра – 30 тыс. человек, максимальная – 100 тыс.

Государственная комиссия в 1989 г. официально признала факт массовых расстрелов в Бродах – Куропатах, этому месту был придан статус «историко-культурной ценности первой категории». Сегодня Куропаты вплотную подошли к границе разросшегося города и подвергаются сносу.

Но точно такие же «куропаты» возникали возле каждого областного центра довоенной БССР – в восточной части – возле Мозыря, Гомеля, Могилева, Витебска и Минска.

Массовыми репрессиями в Беларуси был нанесен разрушительный удар по таким необходимым атрибутам государственного строительства, как национальный язык, традиционная и художественная культура, историческая память. Практически полностью было уничтожено только что рожденное первое поколение национальной элиты. Мы полностью согласны с мнением современного исследователя Л. Морякова, что репрессии привели к прямому уничтожению значительной части национального генофонда белорусов. Последствия массового террора первой половины ХХ века сказываются в постсоветском развитии белорусской нации и ее попытках укрепления новообретенной государственности.

Валентина Метлицкая (Гомель, Беларусь)

Volodymyr Topiy, Ukrainian artist. Photo by Mariya Hoyin.

Volodymyr Topiy, Ukrainian artist. Photo by Mariya Hoyin.